ПОЛЕТЕЛИ

Вам дают одеть шлем — специальную каску, предохрг няющую голову от возможных ушибов. Условливаетесі что полет будет коротким — 15 — 20 минут…

Снова вы неуклюже лезете в гнездо, — но уже не в пилої ское, а в пассажирское… Закрепляете по указанию летчик привязные ремни — так, на всякий случай… И вот — вы уже не вы: вы только груз, балласт… Чья-то чужа воля понесет вас сейчас туда, где вы никогда не бь вали… Мощная птица, мудрено управляемая в пилотско лаборатории, увлечет вас по бездорожному простор] суля какие-то новые, неизведанные ощущения… А ві будете сидеть, привязанный в клетке, не смея пикнуть, к имея возможности никак и ничем проявить свои желани*

Что делать… Чтобы вознестись над людьми, наді прежде всего смириться самому.

Вслед за вами, сделав вам „ручкой" (не той—всемо — ущей, — а своей собственной, в теплой перчатке с отво — ютом), легко взбирается на свое место пилот. Он закач­ивает последние разговоры перед отправлением с меха­ніком. А затем, после па — ‘зы, вы слышите сакра — гентные слова:

— Контакт! — произно­сит моторист, стоя перед іропеллером и держась за то лопасть.

— Есть контакт! — от­стает пилот.

Вы уже знаете, что это готорист закручивает про — іеллер, для чего предвари­тельно требует включения зажигания мотора. Если мо­тор сразу не забирает, зажигание выключается (пилот громко говорит „выключил"), а мотор проворачивают пропел­ером, заливают в цилиндры бензин, проверяют свечи и т. д.

А потом снова:

— Контакт!

— Есть контакт!

Сперва мотор работает слабо, — вы знаете: на малом азу… Затем понемногу его рев усиливается, мимо вас свищет вихрь от пропеллера, машина дрожит и рвется із рук удерживающих ее сзади людей. К остроте ожи — іания прибавляется еще какая-то жуть: „а вдруг что случится? Ни слова сказать, ни вырваться!" Что бы кто 1(1 рассказывал после, а известное чувство страха при ‘ервом полете бывает почти у всех…

„Скорее бы взлететь".

Но секунды, пока пилот колдует, что-то в своем гнез; кажутся вам часами… И вы чувствуете большое облег’ ние, когда вслед за взмахом руки пилота машина ср вается с места, и земля под вашими ногами начина убегать назад…

Сперва вас изредка подтрясывает на неровностях Потом вы Замечаете, что земля убегает все быстре

Рис. 67. Зоводят мотор.

превращаясь в одну сплошную пелену. Вы хотите точні заметить момент перехода в воздух и впиваетесь глазам! в землю прямо под собой… Но с изумлением убеждаетесь что самолет уже в воздухе… И только тогда вы чув ствуете, как вся машина пружинится на своих крыльях как лодка под парусами… И вам кажется, что эти крылы ваши собственные…

Вот теперь хорошо! Дальше! Выше! Сердце ликует и за отсутствием собеседников вы готовы кричать и пен от радости..,

Земля проваливается все ниже и ниже. Мотор сви­репо ревет, машина дрожит: пилот набирает высоту… А по мере этого вам кажется, что скорость умень­шается,— местные предметы внизу все замедляют свой бег под ногами. Вы недоверчиво и осторожно высовы­ваетесь за борт гнезда, но встречный вихрь убедительно говорит, что скорость даже и при подъеме немалая.

Однако, где же мы находимся? Куда девался аэродром?

Тщетно вы стараетесь найти его и правильно ориен­тироваться, хотя порой и узнаете отдельные предметы — Зато как занятно выглядит все внизу… Как макета из папье-маше… Игрушечные домики, серые прочерченные дороги, барашками зелень леса и садов… И как в мура­вейнике копошатся люди… Как все чистенько и красиво. Даже красивее, чем на искусно раскрашенном топогра­фическом плане…

Тем временем мотор изменил свой тон и ревет спо­койнее… Да и птица дрожит много меньше. Ага! Пилот сбавил газ и ведет машину горизонтально.

„Но все-таки, где и как мы летим?“, вертится в голове прежняя мысль… Увы! Многим новичкам редко удается точно разобраться в этом, хотя отдельные предметы рас­познаются безошибочно. Панорама внйзу медленно плы­вет под крыльями, — под вашими крыльями, — перевора­чиваясь или крутясь иногда вправо, иногда влево. И хотя вы прекрасно знаете, что земная поверхность обладает известной выпуклостью, вія не можете отделаться от впе­чатления, что под вами вогнутая котловина, широкая чаша, дно которой находится значительно дальше, чем края — тот горизонт, который чувствуешь всегда на Уровне глаз.

Несколько раз машину встряхивает. Она то караб­кается. куда-то, то проваливается в бездну, как челнок с волны. Сперва вы судорожно хватаетесь за борта, осо бенно, если при этом вся земная панорама становите; как-то боком и медленно движется уже не под вашимї ногами, а где-то на отлете. Но потом вы заставляет! себя относиться к такой камке покойнее: ваш пилот, щ и сама машина, конечно, прекрасно справятся с атмо сферными токами, а крен, если он не нужен, тоже легке устраним… Как хорошо и радостно на душе! Только во: с непривычки надоедает и нервирует неустанный во! мотора…

Рис. 63. Валет аероплана.

Опять самолет клюет носом… „Екает" сердце… Да, ну же! Пора выпрямиться! Нет! Вы высовываетесь за борт, ветер свищет сильнее, и земля плывет вам навстречу-

„Мы падаем?" Жутко на момент… Вы оглядывас тесь во все стороны, но никаких признаков беспокой’ ства не замечаете… Ага! Значит уже спуск? Но неужели прошло четверть часа? Взглядываете на часы: да, само’ лет в воздухе уже 18 минут.

Все быстрее и быстрее плывет земля вам навстречу. А с ней вырастают местные предметы и всплывакп новые детали…

И опять клевок. А за ним вдруг наступает тишина мотора как ни бывало! Опять жутко! Но нет, это плани рующий спуск! Пошли на посадку…

Теперь машина скользит в воздухе, как салазки с горы. Никто ее не тянет и не^подгоняет. И вот тут-то, в тишине, хорошо чувствуешь и можешь видеть своими глазами, что переживает сам аэроплан: крылья дрожат, стойки тоже, растяжки вибрируют, и все части со сгистом рас­секают воздух… И вы целиком переживаете то же, что и вся машина.

— Ну как? Хорошо,? — слышите вы голос пилота.

Хорошо-то’хорошо… Только проклятая земля спешит со своими объятиями уж слишком ретиво… Ой… Вы даже

не прочь отвернуться или зажмурить глаза. „С нее ста­нет, что расшибет в лепешку“…

Но эта жуть уже последняя, сменяется стыдом за свое малодушие, когда пелена земли, готовая вас погло­тить, внезапно прекращает свою атаку в расстоянии всего нескольких сажен. Еще немного секунд, и послушная птица, спружинив слегка о землю, уже бежит по треку аэродрома.

— Пожалуйте! Приехали!

С слегка заложенными ушами и с самыми различными еще неосознанными, но одинаково острыми впечатлениями вы оставляете гнездо омертвевшего „аппарата", где вы просидели привязанным, как мертвый груз, но впервые пережили чувства живой свободной птицы…

— Ну как? Понравилось?

Вы благодарите и делитесь своими ощущениями (кото рые в отдельных частях могли, конечно, отличаться от изложения здесь), — утаивая, или не утаивая, в зависи­мости от своего характера, о некоторых моментах жути… А потом беседа естественно развивается в сфере (именно „в сфере", а не „в плоскости") разных прочих впечатле­ний при летании.

— В первый раз, когда земля поплыла под самоле­том вбок, —- говорите вы, — я невольно откинулся корпу­сом и стал жаться к противоположному борту… Поскольку такие моменты представляют опасность?

— Этот вопрос является частью большого вопроса о равновесии самолета в воздухе. Для пассажиров или вообще для новичков он особенно интересен, я полагаю, в связи с испытываемыми при атом ощущениями. Каждый вираж, т. е. поворот самолета в горизонтальной плоско­сти, неизбежно сопровождается креном. Вот смотрите, я черчу на песке кривую полета, прямо вниз — вес само­лета Р, и вправо — центробежную силу С (рис. 70). Ясно, что эти две силы дадут равнодействующую R, для погло­щения которой и несущая сила самолета должна быть направлена с уклоном от вертикали. Потому-то и нужен поперечный крен — Но в зависимости от скорости хода и от величины радиуса кривой, крены, конечно, будут различными: в одних случаях вираж пологий, вдруг® случаях — очень крутой. Но летчику, — представьте, не всегда удается обнаружить эту крутизну или даже самый переход в вираж после прямолинейного пути…

— Но ведь земля явно уползает тогда в сторону? И чем круче, тем больше!

Да, когда видна земля или солнце, или даже, когда :уррогатом их бывает внизу поверхность облачного моря, і в небе луна или звезды, — тогда наш глаз ощущает эти іеременьї. Но как вы сами заметили, не вас кренит, і земля кренится. Что это значит? Это значит, что іеловек на самолете чувствует продольную ось своего ела попрежнему вертикальной — даже и в вираже; летчик

р Рис. 70. Схема сил, действующих на самолет в вираже. Р—сила тяжести самолета, С—центробежная сила, R — равнодействующая обеих сил.

своем сознании относит силу собственной тяжести не твесно к земле, а в направлении по равнодействующей ‘ — смотрите на моей схеме. А горизонтом ему предста — ляется такая плоскость, которая перпендикулярна к этой авнодействующей, тогда как настоящий горизонт для его лезет вбок. Вот чрезвычайно важное обстоятельство, силу которого летчики, при всех прекрасных ощуще — иях „оторванности от земли“, все же должны держать этой землей постоянную оптическую связь. И без этой веревочки" птичье ремесло нам пока не под силу…

— Однако, вы сами говорили про мускульное чув. ство… Да, наконец, и человек имеет, как и птицы, свои органы равновесия… где-то в ушах, кажется?

— Да, мускульное чувство немного подсказывает, как, может быть, вы и сами заметили: на вираже вас плотнее прижимает к сидению, чем в прямом полете — ведь сила R больше, чем Р. Но этого мало для ориентировки. Что же касается до наших органов равновесия, то вспо­мните, напр., если вы любитель купаться,—как бессильны эти органы оказать помощь, когда вы нырнете и закру­титесь под водой? Ведь вас выносит чаще только пло — вучесть тела. Наш орган равновесия—это три полукруж­ных канала во внутреннем ухе, расположенные в трех взаимно-перпендикулярных плоскостях; в этих каналах переливается жидкость, касающаяся своим уровнем слу­ховых нервов; с нарушением равновесия тела, когда уровень жидкости перемещается, специальные нервы пере­дают о том сознанию.

— Так почему же все-таки эти органы не могут нам служить в воздухе? Разве у птиц эти органы другие?

— У птиц органы равновесия имеют в принципе такое же устройство, как и у нас. Но степень их развития несравнимо совершеннее. Достаточно сказать, что с повре­ждением их слуховых органов, они теряют способность сохранять в лету устойчивость, т. е. попросту говоря, не могут летать. Ну, а люди… Вот факт. Во время миро­вой войны в американском воздушном флоте было пред­намеренно завербовано много глухонемых; и они летали не хуже, а то и лучше других пилотов. Это во-первых. А во-вторых, — взгляните опять на песок, -— ведь в пра­вильном вираже маятник не будет висеть отвесно, как сила Р, а имеет направление силы R, сохранив свое положение относительно самолета неизменным. И точно ак же уровень жидкости в поперечной трубке, как, наир., і креномере, который я вам показывал, [16] или в полу — ружном канале в ухе, тоже наклонится с креном само — іета, ничем не показав происшедшей перемены. Вот ючему человеческие органы равновесия так же не годятся і этом случае, как и простые креномеры — уровни.

— Тогда, пожалуй, они вообще не нужны на само — іете — ни эти креномеры, ни наши уши, с которыми, іднако, мне все-таки не хочется расставаться?

— Не совсем так. Я сказал: в правильном

іираже. Это значит, что величина крена отвечает всем словиям равновесия; т. е. и несущая сила крыльев идет і направлении равнодействующей R. Но представьте, что акого соотношения нет. Т. е. крен либо недостаточный, іибо чрезмерно крутой. В первом случае самолет будет вносить наружу; во втором случае он будет скользить иутрь. Поскольку правильный вираж совершенно без­беден, постольку такие положения в лету опасны и недо — ■устимы, так как грозят аварией от потери скорости. !от креномер-уровень и, пожалуй, ваш слуховой прибор юспримут это… Больше того: то же скажет и мускульное іувство по разным ощущениям давления в левой и пра — юй половинах вашего тела (прижимания к сидению или ; бортам).

— Да, мудреное дело… Но что же остается летчику, ели он действительно потеряет всякую ориентировку 1 положении самолета и собственного тела? Опускайся, УМ, на дно?

— Да, при утрате и оптической связи с землей,—

1 тумане ли, в облаках или в снегопаде, — положение, как оворят, „бамбуковое". Не чувствуешь ни верха, ни низа…

знаете, был случай, когда в густом тумане большой пассажирский самолет сделал посадку на спине, вверх колесами, а уцелевшие пассажиры внутри кабины обна­ружили это только в момент столкновения с землей. Вот до чего доходит… Но в последнее время нашли и тут противоядие. Раз нет естественного горизонта, пришлось создавать искусственный… И его создали в приборах, которые так и называются: лётный горизонт или жиро­ректор. Благодаря соединению уровня или маят­ника с жироскопом в них всегда показывается положение действительного горизонта, — совершенно неза­висимо от положения самолета в воздухе. Только такие приборы еще не получили большого распространения.

— Но скажите, не лучше ли вместо того, чтобы заводить такую уйму приборов, в которых легко запутаться, не проще ли придумать средство, обеспечивающее полную устойчи­вость самому аэроплану? Ведь, кажется, уже давно и, во вся­ком случае, очень много работают, и не безуспешно, над автоматической устойчивостью аэроплана?

— Давно ждал от вас этого вопроса… Да, так каза­лось, да еще и теперь кажется многим… Но это большой вопрос, в котором есть много своих предрассудков… Сейчас уже поздно… Давайте поговорим о нем в сле­дующий раз… Кстати, вы посмотрите тогда и фигурное летание — высшую школу пилотажа… Хотите?